Кинули мне надысь занятную статейку насчет того, что войну в бывшей Украине придумали и развязали… писатели-фантасты! Ну и сказочник Стрелков до кучи. Вот так вот забавно: фантасты-идеологи и сказочник-стратег. Его, кстати, персонально разбирали в отдельной публикации, но не в этом суть… Достоинства статейки разбирать не буду, но вообще-то наблюдается некоторая тенденция, да. Лезут, лезут параллели, случайные и не очень, из самых неожиданных произведений! Вон, даже Бесконечный роман Тети Веры поклонники так запараллелили с текущими событиями, что волосы дыбом. И это ж еще конкретно по мотивам писать не начали!
Ну вот и ваша покорная, третьесортный пейсатель пальцами по клавиатуре, не смогла пройти мимо…
Вещь вообще-то начата уже давно, но, увы, пишется гораздо медленнее, чем развиваются события. Но поскольку она напрямую связана с темой данного дневника, перепощу сюда начало и засяду, пожалуй, за продолжение.
Если вдруг кому интересно… Название: пока не придумала
Автор: Фокса
Бета: повесилась
Рейтинг: R
Жанр: псевдоисторическая зарисовка с легким налетом фантастического
Саммари: просто сиквел к моему недописанному ррроману в популярном нынче жанре славянофентазятины. Кто читал про кликуш - тот поймет.
Примечание: функцию летописца на себя не беру и на достоверность не претендую. Тем не менее, все возможные совпадения с реальными людьми и событиями
не случайны.
Вместо предисловия: Когда-то я писала. Много писала. И фанфы, и ориджи… Теперь вот могу только так. Понятия не имею, что у меня получилось. Но надеюсь, что оно кому-нибудь нужно…
Девчонка была очень даже ничего, с этим никто бы спорить не стал, а вот лозунг отдавал явным маразмом. На листе картона, поднятом над головой красавицы, аршинными буквами значилось: «Вийду замiж за Кречетiвця, який перейде на сторону народу». Роман только фыркнул и отвернулся, решительно не понимая, на кой сдался юной революционерке бесхребетный слабак, готовый нарушить присягу ради смазливой рожицы с намалеванным флагом на щеке. Ну и, кроме того, как-то упорно не вязалось в его понимании слово «народ» с этой вот толпой малолетних столичных бездельников. Настоящий народ стоило бы поискать где-нибудь в Ужворонске, Межанске или Выдрине: на заводах, в шахтах, на полях… Да и в стольном Старове он был, если откровенно. Потому что, как бы ни хотелось уверить себя, что противостоят тебе сплошь хулиганы да недоумки, но глаза ведь не врут – не было тут черного и белого. И люди за последние несколько недель на площадь приходили самые разные – кто поучаствовать, кто просто поглазеть. Орали что-то, махали флагами… а порой и чем потяжелее, кто-то полчаса, кто-то все выходные. Были среди них и добропорядочные с виду пролетарии, и явные интеллигенты, домохозяйки, студенты, коммерсанты… Этих Роман даже отчасти понимал – президент, вызвавший такую бурю негодования, и впрямь был редкостным идиотом, да к тому же ворюгой. Да и можно ли вообще сказать хоть что-то хорошее о власти, при которой стражам правопорядка приходится покупать форму за свой счет? И, в общем-то, любой из тех, кто стоял сейчас оцеплением вокруг охваченной бунтом центральной площади, с радостью сам вывел бы главу, прости Всесущий, государства из кабинета под белы рученьки да сопроводил бы вниз по лестнице крепким пинком. И, тем не менее, они стояли – не за президента, а против этих вот… Которые не народ…
читать дальшеРоман давно уже привык выделять их в толпе протестующих: молодые, наглые, с пластиковыми касками на головах и с самодельными фанерными щитами, с чистейшей, неразбавленной и незамутненной ненавистью в глазах. Именно они громче всех кричали, активней всех размахивали транспарантами, уверенней прочих наступали на безоружный, но оттого не менее упорный кордон. В их арсенале имелись цепи и биты, арматура и бутылки с бензином. Над ними, наравне с государственным прапором, развевался «звездатый», как шутили «кречеты», флаг «закатных друзей», а порой и мелькало зловещее красно-черное трехполосное знамя, памятное многим еще со времен Великой войны. Они жили прямо тут же, в палатках, посвящая все свое время бунту, который сами называли протестом: идейные, свободные, революционно-активные… и совершенно не обремененные заботой о хлебе насущном. Их бесплатно кормили, а может и приплачивали – и они буянили вдохновенно, с полной самоотдачей, вводя в заблуждение обывателей и до скрежета зубовного зля милиционеров…
Так вот красавица с идиотским плакатом часто мелькала в обществе таких вот… активистов, хоть и не рисковала лезть в передние ряды. Зато упорно лезла на сцену у поверженного памятника Вождю, или вот, как сейчас, на перевернутую железную бочку. Эдакий парадно-показной патриотизм в резком контрасте с молчаливой верностью застывших в оцеплении милиционеров.
Сама девчонка вряд ли различала лица над типовыми щитами в обрамлении типовых шлемов, а вот Роман заприметил ее давно. Работала ли эта барышня до начала беспорядков где-нибудь, училась ли, оставалось неизвестным – последние два месяца на площади она пребывала постоянно: то скакала по сцене, то пирожки разносила, то пыталась втиснуть цветок в прорезь милицейского щита. А теперь вот замуж собралась. Тьфу!
И вот это – народ? Гнать бы их к семирогим водометами, а потом уже разбираться, кто за что митинговал!
…Красавица между тем спрыгнула со своего насеста и походкой манекенщицы двинулась вдоль застывшего строя «кречетов» на расстоянии двух-трех шагов. Не иначе, решила продемонстрировать приятелям свою смелость . Оно не трудно, когда знаешь, что бить тебя все равно не станут, но оттого не менее эффектно.
- Нууу… - протянул капризный голосок тоном нетерпеливого ожидания.
Плакат с дурацкой надписью едва ли в лицо не уперся.
- Что «ну»? - раздраженно выплюнул Роман, прекрасно понимая, что разговаривать с бунтовщиками не следует, но уже не в силах сдержаться.
Размалеванная картонка уползла вверх, и под нею обозначилось лицо. Удивительно милое, как на картинках с ура-патриотических сайтов. И глаза - чистые-чистые! С такими глазами в кино бы сниматься, или хоть для тех же картинок, а не прыгать по баррикадам.
…Матримониально озабоченная активистка, как оказалось, тоже его рассматривала и, видимо, моментально схватывала настроение. Мгновение – и взгляд девушки стал тошнотворно-обольстительным, как в зарубежных фильмах. Губы изогнулись в пошловатой улыбке. Девушка ждала реакции и дождалась.
Роман криво усмехнулся:
- Что, нравлюсь!
Улыбка мигом сползла с лица вместе с многообещающим блеском глаз.
- Не льсти себе!
- А что так? – это становилось уже в некотором роде забавным.
Девица злобно скривила губы, что ей удивительным образом шло. И буквально выплюнула в лицо:
- Рожа у тебя кирпича просит! И дождется, я тебе говорю!
Боец попытался скопировать ее ухмылку, что вряд ли получилось:
- Ну, вот почему ты такая красивая - и такая злая? – сакраментальное мужское «не трахали давно что ли?» застыло на языке. Дурочке и без того хватило.
Революционерка на пару мгновений застыла, не зная, что ответить. Потом опомнилась, быстренько натянула на лицо прежнюю похабно-слащавую улыбочку:
- Не парься, все равно не про твою честь!.. А рожа твоя ментовская, продажная кирпича все-таки просит!
И, не дожидаясь ответа, двинулась дальше вдоль строя застывших стеною «кречетов», соблазнительно покачивая бедрами. Но Роман на нее не смотрел – в отдалении, на специально установленной сцене начинался очередной концерт «в поддержку революции». Певица тоже была красивая. Она пела всякую муть, но с такого расстояния сквозь гомон толпы было плохо слышно…
***
«Накаркала, стерва!» - успел еще подумать Роман четыре часа спустя, понимая, что увернуться от нацеленного прямо в лицо орудия пролетариата уже не удастся.
Плюгавый типчик в оранжевой каске строителя и с платком на морде применил излюбленный прием благородных борцов с режимом, столь же подлый, сколь и эффективный: подскочить неожиданно, пока приятель отвлекает внимание, швыряя в кречетов тайкинские петарды или лупя их цепью, пшикнуть из газового баллончика снизу-вверх, прямо под пластиковое забрало… а дальше вариантов уйма. Когда дезориентированный, задыхающийся, ослепший милиционер инстинктивно срывает с себя шлем в поисках свежего воздуха, ему можно, например, безнаказанно съездить булыжником в лицо. Или куском арматуры по голове. Или даже из травмата выстрелить… Проклятье! Он еще пытался отбиваться, не глядя. Кажется, даже расквасил кому-то нос… И кому-то, похоже, попал ботинком под колено… А, может, просто подсознание пыталось уверить, что все не так плохо, что не без боя его взяли… потому что тело и все еще безотказный слух со смертельным упорством твердили об одном – бездельники в оранжевых касках перешли в атаку, и вот сейчас его, старшего сержанта Меженко, отличника спортивной и боевой подготовки, оглушенного и потерявшего ориентацию в пространстве, неумолимо вырывают из строя. А со всех сторон нарастают крики и звуки ударов, и это значит, что товарищи уже не смогут помочь. «Выйти из строя» в данном случае значит остаться с озверелой толпой один на один… Или один на сотню… Тяжелый удар обрушился сверху прямо на незащищенную голову. Видимо, пока не металл, иначе вырубило бы сразу. Тут же чья-то рука скользнула по ноге, протискиваясь в карман форменных штанов. Еще удар по голове, другой в печень, пинок в пах… а потом негромко хлопнуло, и левую ногу выше колена обдало раскаленной лавой. Та не выдержала, подогнулась, уперлась коленом в землю. Удары посыпались уже на спину. И как-то разом стемнело…
***
- Куди ви його тягнете, телепні!
- На сцену. Нехай покається перед народом.
- Зовсім з ґлузду з'їхали, він же у вас зомлів! Тягніть його де взяли!
- Гей ти, зраднику, прокидайся!
- Облиш, це вже небіжчик.
- А ну-бо, розступіться!
- До лазарету несіть.
- Який в біса лазарет?! Там своїх класти нікуди.
- Лікарю, приймай!
- Давайте сюди! Що трапилось? Кийками обробили? Швидку викликайте.
- Вкінець здурів! Це ж "кречет"! Перечекайте півгодини і викликайте труповозку.
- Тебе чому взагалі у медичному коледжі вчили, падлюко? Швидку давай!
- Кров чим зупинити? Куди бинти діли? Джгут де?
- За кріслами подивись... А ви що встали, немов пам'ятники ыдолу? А ну быгом вниз ы знайдыть нам автывку! Треба поранених вивозити.
- Не пробитися. Там кречети все очепили. Не випускають нікого.
- І поранених?
- Їх теж.
- Кречети не випускають, чи наші?
- ...
- Ну ж бо?!.. То кречети, чи наші?!
- Один хрін, не випусають та й усе!
- А щоб вам усім!.. Фізрозчин давайте!... Що означає "немає"?!
- От лайно, зараз подохне...
- Забирайтесь геть звідси! І відправте до мене білявку з першого поверху!...
***
- Кудааа! Сдурели совсем!
- Расступись, братцы! Князя пропусти!
- Глаза протри, дурила, горит же терем! К митропоиту на двор несите.
- Там тоже все порушено.
- В детинец волоки, там надежнее!
- Ясен хрен! Лекаря давай! Или бабку какую.. ведьму там…
- Да толку-то от ведьм! Кликушу бы сюда. Вот такая б помогла…
- Ты еще Семирогого призови! Нашел в кого верить… кликуши! Тьфу!
- Многоликому молись, авось поможет…
- От века доныне и во многия лета славен будь на небеси, и на земли, и во всякой твари, и во нас, грешных…
- Сами… Сами шевелитесь, дурни! На забрало, бегом!
- Покоен будь, княже. Воевода главенство принял.
- Так какого ж... На забрало, я сказал! Кому ж еще город оборонять, как не вам?..
***
Последнюю фразу Роман прокричал… или прошептал… или выдохнул… или мысленно произнес… Ему так показалось, что горло разрывает от крика. И что дюжие кмети вокруг склоняют головы, вслушиваясь, потому что не может раненый кричать – только ему собственный голос кажется громким... А где-то в отдалении языки пламени взвились над подворьем митрополита Федосия, и страшно подумать, что творится теперь на княжьем дворе…
Но, видно, в реальности крик оказался беззвучен и никаких кметей (кстати, кто это?), не было. Не было ничего, кроме темноты и жуткой головной боли. И еще голосов… совсем других, не тех, что в бредовом сне, где люди изъяснялись не на закраинском и не на современном «славинском».
- Ну куда тебя, дуру, опять несет? Под пули лезешь? Сиди спокойно и не рыпайся!
- Не могу. Работа у меня такая! Дай таблетку и я пойду.
Знакомый до омерзения голос бритвой полоснул по ушам. Вроде бы, один раз только слышал – а вот запомнилось.
- Охренеть какая важная работа по нынешним временам! – мужчина, судя по всему, молодой, был изрядно раздражен и склонен к злому сарказму. - Слушай, а может я тебе другую найду? Попроще? Вот там, например, в дальнем углу двое ждут очереди на перевязку.
- Если бы в моем дипломе было написано «медсестра», я бы ими занялась. Но я не умею делать перевязку, от меня на Вокзальной больше пользы будет… Дай таблетку.
- Я тебе давал уже.
- Не помогает! Посильнее что-нибудь дай.
- Ага, вот сейчас рожу и сразу выдам! У меня тут люди с огнестрелом лежат, а я буду переводить лекарства на твой ПМС?!
- У меня не пэ… Тебе б такое в голову!
- Тут с ранениями головы есть…
- Ну болит же, блин! Ты понимаешь, что боевую единицу из строя выводишь?! Я ж сейчас прямо тут упаду и меня тоже лечить придется.
Истерика в голосе была явно фальшивая, а вот боль – самая настоящая. Постыдное, злое, злорадное чувство неожиданно вплеснуло адреналина в кровь, придавая сил.
- А это тебе, сука, возврат! Кликушеский. Чтоб другим зла не желала.
Сам Роман не был уверен, прозвучала ли его речь достаточно громко. Хотелось припечатать. Так, чтоб от одного голоса идиотку по полу размазало!.. Но выходил лишь шепот… Тупо ныла голова. и глаза… или то, что от них осталось – на ощупь, через плотную повязку, трудно было понять. По левой ноге перетекали сверху вниз и обратно волны жгучей боли… Но все это сейчас отступило, так хотелось хотя бы словом уязвить малолетнюю стерву, пожелавшую ему кирпича в рожу просто за то, что стоял на углу Вокзальной в черной форме с птицею на шевроне. Хотелось хоть как-то отомстить, будто это и впрямь она во всем виновата…
И девчонка услышала. Совсем рядом, приближаясь, раздались шаги, и через пару мгновений Роман… нет, не услышал и уж тем более не увидел – кожей почувствовал, как над ним склонилась красавица с пронзительно ясными глазами, поджимая губы и подергивая носом в показном презрении.
- А этот что тут делает?
Должно быть, девица в свою очередь надеялась добить раненого сарказмом, и ей тоже ничего не удалось – в голосе так и сквозила плохо скрываемая боль.
- Ждет своей очереди на вывоз, - фыркнул молодой доктор. – Его, кстати, тоже надо бы перевязать.
- Кречета?! – судя по интонациям, мигрень в голове красавиц вступила в жестокую схватку революционным рвением. – Это на него ты лекарства переводишь?
- А что мне его, добить?! - теперь уже и врач не на шутку разозлился.
Девчонка не ответила, но Роман прекрасно слышал, как дрожит, срывается от гнева ее дыхание. И трудно было предположить, что за борьба развернулась в ее душе на этот раз.
Ответил кто-то другой, хрипло, с явным усилием.
- А добий падлюку! Вони наших хлопців на площі били, гади.
Почему-то стало безумно обидно даже не за глупое ранение, не за невозможность встать и не за повязку на лице – за то, что нельзя сейчас вот просто посмотреть в глаза этому умнику! Вопросы о том, жгли ли кречеты кого-то из «хлопців» бутылками с бензином, давили ли бульдозером, забивали ли ногами толпой в десять человек, так и остался невысказанным. Что уж взять с идиота? Да и он тоже раненый - заехал, видать, кто-то из парней дубинкой по темечку слишком сильно, или пнул под ребра… Дурак, но вполне имеет право злиться.
А вот голубоглазая стерва так и стояла где-то рядом со своей мигренью и своей уверенностью, что его, сержанта Меженко, надо было добить. Гребаный позор всем бабам этой страны! Мерзкое чудовище, продажная тварь с миловидной мордашкой!
- А добий! - Роман нарочито перешел на закраинский. - Може легше стане! Розуму не додасться, так хоч тугу свою бабську вгамуєш. Давай, добий!
Удар пришелся не в бровь, а в глаз. По крайней мере, Роману очень хотелось в это верить, отсчитывая секунды до ответа площадной активистки. А та снова растерялась… совсем ненадолго. Потом рывком склонилась к самому лицу раненого, так, что тот ощутил ее дыхание на незамотанных бинтом щеках:
- Не дождешься, урод! – Свидомая сука, что характерно, говорила по-роски, - ты, гад, будешь жить! Ты еще своими глазами, падла, увидишь, как в Закраине наступит справедливость! Как из нее мокрыми тряпками погонят ваших гребаных олигархов и всяких продажных тварей!
Роман отчего-то совсем не разозлился. Наоборот, почти без труда растянул губы в саркастической усмешке и благоговейно выдохнул:
- Ove!*
- Ну все. Держи свою таблетку и пошла отсюда! - Врач с грохотом вскочил со стула.
Девица ответила презрительным фырканьем:
- Не надо! Прошло уже!
И почему-то сразу поверилось, что прошло. Наверное, потому, что и собственные раны отчего-то перестали нещадно ныть…
Тяжело, с каким-то нездоровым скрипом ударилась о косяк входная дверь. Доктор тоскливо вздохнул и налил себе что-то в стакан. Сосед принялся бормотать что-то по-закраински, не то в бреду, не то просто в бессильной злобе… А Роман вдруг почувствовал где-то под бинтами собственные глаза. Они явно были на месте и могли даже моргать…
*Аналог нашего «аминь».Апд. Обновление см. в комментах
Людей оказалось крайне мало, стволов – катастрофически мало. К счастью, положение облегчили зарешеченные окна первого этажа: тех, кто с ружьями, поставили у основного и запасного входов. Гражданских в соседних домах оповестили, но они отнеслись к происходящему как к съемкам какого-то росненского сериала. Девчонки хихикали и строили глазки, мужики плевались и угрюмо топали на работу, старушки охали, осеняли бойцов знамением Всесущего, а то и порывались подкормить «защитничков». Одна только тетка лет сорока с грохотом захлопнула дверь, пожелав посланному на оповещение парнишке, чтоб «хлопчики из райотдела» его пристрелили. Еще в трех квартирах сопротивленцев встретили без особой радости, но с пониманием. В одной хозяйка, бойкая молодка «немного за тридцать», выгребла откуда-то старенькую двустволку и объявила, что ждет приказа. Роман посадил ее в засаду на углу улицы маршала Раздольского, которая не простреливалась из здания райотдела, но была открыта для прохода в случае, если волдыри решат прорываться.
К полудню таки решили… Хотя скорее просто нервы сдали у отморозков – открыли огонь по скверу позади осажденного здания. Пулю в плечо получил сопротивленец, пробиравшийся в этот момент к черному ходу, чтобы дополнительно забаррикадировать его парой специально заготовленных бревен. Вторая прилетела в бок пенсионеру, некстати вышедшему погулять со своей собачкой. Обоих оттащили и передали на руки медикам вместе с еще одним бойцом, получившим сквозное в брюшную полость при эвакуации раненого гражданского.
Потом пытались вести переговоры. В ответ получили только невнятные вопли про «едину Закраину» и «славнюков на ножи». Потом кто-то из сопротивленцев метко шмальнул в окно, положив одного из волдырей. Те ответили очередью из того же окна, но по счастью никого не зацепили. Потом прибыли наконец-то местные коммунальщики, вызванные еще утром. Объяснили на пальцах, где и как перерубить осажденным связь и электричество: сами не полезли, но по счастью нашлись добровольцы среди сопротивленцев.
Где-то с десяти до трех со стороны Углегорска доносились невнятные звуки то ли залпов, то ли разрывов, а ближе к пяти к перекрестку подкатила легковушка, из которой, как рать Антониева, выкатились пятеро мужиков в комуфле и трикотажных масках на мордах. Возглавлявший их тип показался чем-то знакомым: фигура, манеры… Он уверенной походкой протопал к замершему поперек улицы спаротанку и уверенно выцепил среди десятка бойцов и сочувствующх гражданских Славика:
- Ну че за нахрен тут у вас, Танкист! То я за мента работаю, то ментов ваших спасаю… А ведь генерала мне за это так и так не дадут! Так какого хера я вообще должен жопу от дивана отрывать, ты объясни!
- Не по адресу претензии, товарищ Туча, - огрызнулся Славик, стряхивая накопившуюся за день усталость. – Мне самому, между прочим, старшего мичмана так и не дали.
Мужик саркастически хмыкнул и уже совершенно другим тоном коротко приказал:
- Докладывай!
Славик невольно вытянулся, как перед армейским начальством, но тут же опомнился.
- Волдыри у нас тут повскакивали. В количестве… Эээ, Ромыч, доложи подробности.
Роман посмотрел на приятеля неодобрительно, но комментировать не стал – перешел сразу к делу:
- Кирпичное здание, два этажа. На первом располагается райотдел милиции, на втором – надзорное ведомство, курирующее добычу угля. Захвачено волдырями в количестве порядка тридцати рыл. Вооружены тремя автоматами и неустановленным количеством холодного оружия, плюс содержимое оружейки, порядка сорока стволов.
Туча присвистнул и потребовал сигарету. Кто-то выдал требуемое, мужик закурил, так же, как и в прошлый раз, закатав балаклаву до носа.
- По неподтвержденным данным, посторонних в здании нет. Двое раненых наших и один гражданский отправлены в больницу, - продолжал Роман. – Периметр оцеплен тремя десятками добровольцев, вооружены в основном гладкостволом. Подача в здание электричества и воды, а также телефонная связь отключены, основной и запасной выходы блокированы заграждениями из подручных материалов. Жильцы прилегающихдомов оповещены о необходимости держаться подальше от окон. Движение автотранспорта и пешеходов по улицам Маршала Раздольского и Гетмана Звенигоры перекрыто.
Хваленый «спец по террористам» смерил его взглядом, в котором почудилось что-то отдаленно похожее на уважение.
- Сам догадался свет им вырубить?
- Так точно! – невольно по-армейски отозвался Роман. – Ввиду отсутствия на месте компетентных специалистов, был вынужден принять командование на себя.
-Ну-ну… - Туча на последок глубоко затянулся и бросил окурок себе под ноги. – Я-то думал, вас в вашем птичнике только строй держать учили… Короче, слушай команду: занять позиции в зоне видимости центрального входа.
Собственно, ранее пропущенный пролог:
Пролог
Крошечный, в одну улицу, кишлак казался вымершим и как-то сверхъестественно зловещим в неясном свете редких звезд и отдаленных вспышек. Обычное, в общем-то дело – местные давно привыкли прятаться при первых звуках боя, каковые тут звучали едва ли не ежедневно. Обычная ситуация, не меняющаяся веками. Точно так же, наверное, когда-то вымирали закраинские села, когда армия Вождя сцеплялась где-нибудь неподалеку с бандой очередного местного Батьки.
Вот только в те селения росненцы входили иначе: тоже с опаской, но иного рода. В крытых соломой хатах можно было с равным успехом нарваться и на сторонников незалежности, и на имперцев, и на вождистов, только и мечтающих о том, чтобы их поскорее избавили от тех и других, и просто на апатичных селюков, которым все равно, при какой власти пахать свое поле – лишь бы не грабили. Тут все было иначе. Даже днем, когда работают лавки, а местные ходят по улицам, даже иногда улыбаясь, все равно знаешь, что каждый встречный – враг. Пусть и скрытый, пусть и не готовый взяться за оружие, но с хлебом-солью тебя тут точно не встретят. А упадешь – с радостью добьют. Ну или как минимум руки не протянут.
Край, за какие-то пару лет ставший полностью чужим, благодаря идиотам и откровенным предателям, засевшим в Славине.
Край, где отъявленные бандиты и религиозные фанатики загадочным образом стали предпочтительней законной власти.
Край, который так или иначе нужно усмирить. Потому что в противном случае от и без того общипанной страны не останется вообще ничего.
Край, где если уж тебе дали оружие, лучше ни о чем не думать и не терзаться сомнениями – иди и воюй. За ту или другую сторону.
Тощий встрепанный парнишка в истертой форме, доставшейся «независимой Росне» в наследство от погубленного Союза, следуя этому правилу, ни о чем и не думал. Даже о том, каким ветром его занесло посреди ночи в этот семирожий кишлак, в то время как родная батарея, кажется, как раз работает по ущелью, уходящему отсюда вверх и влево. Обстановка была яснее ясного: ночь, безлюдная улица, отдаленный грохот артиллерии и автоматная стрельба где-то чуть поближе…
А в голове отчего-то настойчиво крутилось:
Поднимем знамена имперских полков,
Ступая на земли враждебной державы…
Двухсотлетний боевой марш давно погибшей Империи неожиданно прибавил духу, но не так чтобы очень. Боец инстинктивно передернул затвор автомата и опасливо озираясь двинулся вдоль по улице.
Пусть слава и честь не иссякнут в веках,
Пусть память хранит имена и победы…
…Первая очередь протрещала справа, откуда-то из глубины тонущего в темноте садика. С десяток пуль одна за другой вонзились в ограду дома напротив. Тело среагировало быстрее разума: пригнуться, метнуться к ближайшему укрытию с простреливаемой стороны, поднять собственное оружие, выпустить ответную очередь наугад, в темноту… Автомат предательски промолчал. И второй раз. И третий… Тихое проклятье неизвестно в чей адрес сорвалось с губ: это ж надо было даже сверхнадежное оружие довести до нерабочего состояния!
Новый щелчок затвора и еще одна попытка выстрелить – с тем же результатом. Мало того, что гаубицы регулярно клинит, так еще и это! Вполне естественное желание зашвырнуть бесполезный автомат в кусты удалось подавить немалым усилием: объясняй потом начальству утрату личного оружия…
…Вторая очередь долетела уже со стороны улицы, выщибая щепу из столба над головой укрывшегося за ним бойца.
Народам – свободу, Державе – покой,
И низкий поклон боевым полководцам…
Песня, как с запущенной кассеты, продолжала звучать сама по себе, совершенно независимо от происходящего. А солдат уже бежал, пригибаясь, вдоль череды однотипных заборов, с почти животным ужасом слыша трескотню автоматов за спиной. Нет, погибнуть в стычке, хоть бы и такой, местечковой, это понятно. Но, оставшись без оружия, оказаться подстреленным как заяц какой-то… Это было бы уж очень злой шуткой судьбы, уже протащившей двадцатидвухлетнего пацана через две войны!
Завещано предками всякой войне
Предел положить в неприятельском стане…
Он сам не понял, как перелетел очередной забор, и почему его занесло именно сюда.
Очередная очередь впилась в кирпичную кладку за спиной, где-то в темноте яростно залаяла собака, судя по голосу, один из столь любимых местными здоровенных лохматых волкодавов. Может быть в этом дворе, а может и в соседнем – проверять совершенно не хотелось.
Несколько метров до крыльца боец преодолел парой скачков, рванул на себя простую деревянную дверь, влетел внутрь и замер, прислоняясь спиной к стене, одной рукой прижимая к груди заглохший ствол, другой придерживая хлипкую створку.
Всесущий, сошли на нас милость свою
И вечно храни в неприступности Росну!
С разных сторон еще несколько раз протрещало – и стихло. Пес все продолжал заливаться, по-видимому, все-таки за соседским забором. Сбесившийся пульс постепенно приходил в норму…
И что теперь? Затаиться тут и ждать утра? Или попробовать выбраться огородами и двинуть к своим. Или…
- Долго на пороге не простоишь. Иди уже вперед или обратно.
Унявшееся было сердце снова нервно подпрыгнуло. Голос, надтреснутый, явно старческий, доносился из-за следующей двери, уводящей вглубь дома. И как-то удивительно спокойно он звучал. Местные старухи заполошные, с горя и с радости голосят так, что уши закладывает, а уж при звуках стрельбы такой визг обычно поднимается, что в горах должно быть слышно.
- Вперед или обратно, решай, - так же четко и без всяких эмоций продолжила невидимая хозяйка. На чистейшем роском, лишь с небольшим местным акцентом.
Боец в нерешительности замер посреди крошечной прихожей, едва касаясь пальцами ручки внутренней двери. Засада? Да с чего бы? Хотя семирогие знают, чего и почему можно ждать за любой из нухчинских дверей. Впрочем, деваться-то отсюда все равно некуда, на улицу не выйти.
- Решай! – снова повторила старуха, уже с явным вызовом в голосе, будто на «слабо брала».
Парень глубоко вздохнул, собираясь с духом, и осторожно потянул на себя дверную ручку.
Собственно, первое явление мистики в этой истории и самый жирный обоснуй всем последующим событиям.
А что за статья? Что-то не соображу.
Клир, пишите еще!!! Автор, я Вас люблю!
Спасибо.
После темени, царящей на улице и в прихожей, свет от старомодной керосиновой лампы ударил по глазам с мощностью аэродромного прожектора. Почти одновременно обоняние пронзило будоражащим запахом пищи. Настоящей домашней пищи, невиданной уже много месяцев!
Парень прикрыл за собой дверь и замер, промаргиваясь, в попытке рассмотреть хозяйку.
- Оставь автомат и проходи.
- Он неисправен.
- Я знаю. Все равно оставь.
- Откуда?
Дурацкий вопрос. Дурацкая ситуация.
Старуха хрипло, по-вороньи усмехнулась.
- Ты не стрелял… Оставь, не оскверняй дом.
Ни одного местного обычая или поверия, согласно которому оружие в доме считалось бы скверной, солдат припомнить не мог. Но возражать не стал. Послушно прислонил никчемный автомат к дверному косяку и только после этого смог окончательно разлепить, наконец, глаза.
Хозяйка оказалась древней, как сами нухчинские горы. Настолько глубокие старухи на улицу обычно уже не выходят вне зависимости от национальности и местожительства. Маленькая, сморщенная, как изюмина, в старомодном платье и традиционном для здешних мест расшитом узорами платке, она сидела на лавке в дальнем конце единственной в этом доме комнаты и неспешно тянула нить от такой же древней прялки. На удивление мирная картина, если вспомнить, что на улице только что стреляли. Подумалось еще, что снаружи отчего-то совсем не было видно света, хотя тоненькие занавески должны бы его пропускать.
- Чего стоишь, как неродной? Проходи, садись.
- Доброй ночи, нана.
Боец только теперь сообразил, что надо бы поздороваться, и на всякий случай отвесил неглубокий поклон. Прошел осторожно, как по минному полю, по домотканой «дорожке», стараясь не коситься на заставленный едой стол, и опустился на край скамьи.
Через мгновение дошло – вряд ли она наготовила столько для одной себя. Свежие лепешки, вареное мясо, фрукты, глиняный кувшин – молоко или вино, не разобрать. Мысль как иголкой в зад воткнулась, едва не заставив подскочить и кинуться обратно к оставленному у двери автомату.
- Не дергайся, здесь никого нет, - старуха будто мысли читала, - и никто не придет.
- Я не дергаюсь. – Вранье, конечно. Но что еще ответишь?
- Похвально, - хозяйка не очень-то поверила, судя по голосу.
Из под ее ног вдруг проворно выскочила мышка и, пробежав полкомнаты, юркнула в щель под стеной. Недовольно каркнул на грызуна сидящий на притолоке ворон…
Ворон? В нухчинском доме?!
А еще связки трав под потолком вдоль всех стен, зеленоватое пламя лампы, не пропускающие света окна, и, Семирогий возьми, слишком большой для такого дома стол со слишком большим для одинокой старушки количеством еды!
- Ты почему здесь? – хозяйка спрашивала спокойно, будто продолжая давно начатый разговор. Незнакомый человек в военной форме не то что не пугал ее, но даже не удивлял.
- Там стреляли. А у меня автомат… сами видите.
Отчего-то вспомнилась ведьма из роских сказок, такая же любительница поговорить. И что прежде чем отвечать на ее вопросы всегда следует потребовать сначала еды и возможности помыться… И то и другое было актуально, как никогда, но вряд ли нухчинские ведьмы придерживаются тех же правил, что и роские.
Впрочем, о тех и других парень точно знал только одно – их не бывает.
- Не в этом доме, вообще.
Боец растерянно пожал плечами:
- Вообще… Так война же…
Взгляд снова зацепился за накрытый стол и желудок предательски отозвался характерным урчанием. Снабжение на родной батарее было организованно, мягко говоря, через задницу, полевую кухню так и не подтянули, а прихваченный при выдвижении с базы сухпай приходилось экономить. Странно ли, что банальный голод дал о себе знать едва только взгоряченный перестрелкой пульс более-менее пришел в норму.
- Ты всегда там, где война? Или не спрашивали?
Ну и как тут ответить? На две предыдущие пошел исключительно от избытка собственной дури. Про эту спросили. Отказываться не стал.
- Наверное, всегда.
- Почему?
Беседа чем дальше, тем больше походила на пьяный бред. Не описывать же бабке политическую обстановку. Впрочем, вряд ли ее интересовало именно это.
- Войны многое решают.
- И эта?
А что решит эта? Останется ли Нухчи в составе Росны или станет перманентным рассадником терроризма у нее под боком? Отстоит ли страна последние остатки достоинства или окончательно сдастся? Примирятся ли когда-нибудь живущие здесь народы, или традиции кровной мести расцветут с новой силой?.. А что это поменяет, если Славина давно полна предателей, которые так или иначе все продадут?
Горькая мысль. До слез, до нервно сжатых кулаков.
Ну и что тут можешь решить лично ты, ефрейтор-артиллерист с кучей возвышенных идей, чемоданом очень ценных знаний и заклинившим автоматом?!
Парень молчал долго, невозможно долго. И сказал в ответ единственное, что с некоторых пор казалось несомненным:
- Это не моя война.
Старуха удивленно подняла взгляд.
- Выходит, где-то есть твоя?
- Наверное есть. Или будет, - отозвался солдат, удивляясь, как при этом слюна с губ не закапала. Запах еды, не перешибаемый никакими душевными терзаниями, уже буквально сводил с ума, парализуя волю и притупляя бдительность.
- То есть ты ищешь свою войну? – сухие старческие пальцы на мгновение замерли на границе вытянутой кудельки и уже скрученной нити. – Не жену, не дом, не дорогу, не предназначение, а именно войну?
Парень растерянно пожал плечами, только теперь впервые задумавшись о странности своих желаний. Действительно ведь бредятина полная: солдат, который сам ищет войны!
Хотя, конечно, не только солдат…
- Именно войну. Свою!
- А те две тоже не свои были.
Вот тут он забыл даже о голоде. По спине пробежал мерзкий холодок суеверного ужаса и руки едва не начали искать на лавке оставленный у двери автомат.
Откуда ей-то знать? Хотя, с другой стороны, что он сам-то знает о местных ведьмах и о ведьмах вообще? Да-да, только то, что их не существует!
Старуха снисходительно усмехнулась:
- Да не дергайся ты, просто ответь.
- Не свои, - чтобы ответить пришлось почти физическим усилием сгрести в кулак остатки мужества. – Моя все изменит.
- К добру ли?
- Хуже все равно уже некуда.
- Куда хуже – всегда есть.
- Плевать!.. Простите…
- Говори как думаешь.
- Я сказал. Вариантов нет: либо все изменится к лучшему, либо…
А что «либо»? А Семирогий его знает! Но это точно был бы конец всему.
- Конец всему?
- Именно, – отозвался боец, уже даже не удивляясь экстрасенсорным способностям хозяйки.
- И все зависит от того, найдешь ли ты свою войну?
- Я надеюсь…
Старуха отложила веретено, подняла голову, посморела на гостя с мягкой, материнской улыбкой. И вдруг без всякого перехода, без паузы, без новых вопросов взяла со стола лепешку и протянула замершему в растерянности солдату:
- Угощайся.
***
- Подъем, я сказал! - прогремело уже повторно, с крайним раздражением, переходящим в ярость.
Маленький, наспех сложенный блиндажик уже вовсю бурлил обычной утренней суетой. С полдюжины бойцов спешно натягивали отслужившие одеялами бушлаты, скатывали спальники, разбирали оружие, выползали на улицу, чтобы спешно умыться из специально приготовленной канистры… В общих сборах решительно не участвовал один – тощий парнишка с куцыми следами неудачной попытки отрастить усы на неестественно-красном лице по-прежнему нагло дрых прямо посреди помещения, мешая товарищам собираться.
- Котов, что за нафиг?! Команда «подъем» дана для всех!
Изрядно заношенный, покрытый пылью сапог обрушился на обтянутый пятнистыми казенными штанами зад. Спящий не отреагировал. Даже не пошевелился. Только все продолжал мерно двигать челюстями, будто что-то жевал.
- Котов, ты охренел? Или забыл где находишься?!
Крепкий малорослый сержант с дико усталым и перекошенным от гнева лицом замахнулся снова. На этот раз пинок должен был выйти гораздо более чувствительным, но парень проигнорировал и его.
- Да мать же твою!..
Сержант, нагнувшись, грубо ухватил нарушителя за воротник, приподнял и пару раз встряхнул. И на мгновение растерялся – уж после такого-то не отреагировать мог разве что мертвый.
- Товарищ сержант, - робко обратился кто-то за спиной. – Он, кажется, бредил ночью… И рожа, вон, пятнами.
- Сам вижу, - недовольно пробурчал старший, уже гораздо деликатнее опуская спящего на место. – Тьма предвечная, мать вашу! Только больных мне тут не хватало… Вызывайте медиков, пусть забирают…
А то пока даже свою боевку дописать не могу...По идее, подразумевается, что читатели некоторое время не знают, о ком идет речь в прологе. До тех пор, пока Полкана в первый раз не назовут по фамилии.
Мирилас, буду ждать комментариев.
kate-kapella, ну дык... Ничего не напоминает?
Я честно буду молчать
Я это так чтобы можно было оценить аффтарский замысел в целом.
Пряха такая пряха.
слушай, чисто по матчасти - вина точно быть не может, нохчи все-таки
и скорее вместо мяса будет овечий сыр
А так - я своих нухчи с реальных нохчи не копирую, это скорее некий обобщенный образ некоего кавказского народа. А там большинство все-таки увлекаются мясом и вином.))
Пряха такая пряха.
Ой, это я про дальнейшее развитие их отношений еще ничего не говорила.
тогда тоже не вино, а пиво))) в Осетии варят дивно вкусное домашнее пиво)
просто виноград в горах плохо растет
Не знаю пока, войдет ли это в основной текст, но подразумевается там интересное.
оно просто дивно атмосферно, оставляй
оно просто дивно атмосферно, оставляй
Пасиб.)
Не, этот эпизод точно останется и пойдет прологом. Я имею ввиду, что не решила пока, какие еще моменты дальнейшего общения Котова с Пряхой войдут в текст. Пока могу пообещать один, довольно странный, уже в таймлайне основной истории. Но, наверное, надо будет еще парочку куда-то воткнуть для лучшего понимания ситуации.
Ну, классичненько так. Типа, вы мне называете персонажа, а я вам про него что-то новое рассказываю, или по какой-то другой схеме. Помню, в прежние времена такие игры неплохо омогали мне расписаться.
Что скажете?
Давай!
Барбос
Вы называете мне любого персонажа, можно даже мельком упомянутого, а я:
1. Отвечаю на любой ваш вопрос о нем.
2. Раскрываю его страшную тайну.
3. Рассказываю, под какую песню он писался либо с какой песней ассоциируется.
4. Раскрываю его неофициальное прозвище, данное товарищами.
5. Напишу драббл с его участием по заданной вами ключевой фразе.
Polliana, конкретизируй, пожалуйста, в соответствии с условиями.